Исследователи традиционалистского толка, начиная со своего духовного отца Р. Генона, постоянно пребывая в каком-то возвышенном «нище» и презирая «царство количества», все же передвигаются не на лошадях, а на лошадиных силах, да и презрение свое стараются издать в большем количестве экземпляров.
При этом сфера Меркурия для них бескомпромиссно контр инициативна и символически пустынна. Но возможно ли, чтобы горний мир забыл о дольнем, даже если жители этих новых «долин радости» потребления забыли о протянутой из облака руке, а дверь в «иное» завесили экраном, на который проецируют голливудские грезы? На этот вопрос можно твердо ответить — нет. Видимое отсутствие нематериальной составляющей в парадигме общества потребления говорит, скорее, о близорукости смотрящего, но не видящего. Просто в социуме, где товаром становится все, все становится и символом. Но символом чего? «Райского наслаждения» — дает ответ одна кондитерская фабрика.
Ж. Бодрийяр, полезший вслед за Р. Бартом в мифо-символические дебри общества потребления, обнаружил, что оно в своей основе отнюдь не материально. Общество т.н. «потребления» потребляет совсем не то, что вменяют ему левые мыслители: находясь на стадии перепроизводства физических форм, оно испытывает острейший дефицит мифического содержания. Внимательный читатель заметит, что верно и обратное: физическое содержание жаждет облечься в мифические формы. Поэтому оно должно производить не ботинки — а дорогу в рай, не йогурт — а эликсир вечной молодости, не бульонные кубики — а вечное счастье священного брака.
Поскольку в товаре все должно быть «самым, самым, самым», сфера символизма в его актуализации в сознании сильно заужена и сведена к нескольким самым-самым действенным архетипам. Помимо того, что товар превращается в символ, он еще и служит средством переноса из ирофаиического , «серого», обусловленного мира в мир детской безмятежности, абсолютной свободы и вечного блаженства. При этом в «конечном пользователе» блаженства мистики потребления усматривают, как правило, мужчин. Женщине в этой мистерии отведена роль либо объекта соблазна, либо средства для его следующей стадии — наслаждения, либо владычицы тех самых «тридевятых царств», где и происходит священная постистория «кайфа». А планы промоутеров идут еще дальше: поскольку символ не только знак, но еще и часть мифа, а миф образует ядро ритуала, ergo и сам процесс покупки-потребления товара должен стать ритуалом.
Поэтому теперь вы не просто пьете молоко в силу того, что оно вам правится, вы его пьете потому, что в незапамятные времена («времена оны» — М. Элиале) ваши далекие предки (изгнанники, герои) сделали это, выжили и окрепли, и теперь, чтобы почтить их память и приобщиться к источнику первозданной мощи, вы пьете такое же молоко, и если вы будете это делать так, как мистер Смит (правильный адепт), регулярно и много, вы будете счастливы и проживете, как и он, до 150 лет. В качестве примера этот незамысловатый сюжет может показаться курьезом, но когда на упаковке любого товара вы находите историю обретения счастья, змей соблазна незаметно вползает вам в душу… и вы неожиданно обнаруживаете себя у прилавка, чтобы купить не только ненавистное вам молоко, но и совершенно ненужные запонки к несуществующим в вашем гардеробе рубашкам.
