Шаманы
Существует представление, согласно которому жизнь человека может быть якобы продлена за счет другой, отданной добровольно. Сообщения о таких фактах присутствуют в разных, порой весьма далеких друг от друга культурах. Когда сын Чингисхана Угэдэй заболел, шаман объяснил, что выздороветь он может, если кто-то из ближайших родных по доброй воле примет на себя его болезнь и смерть. Тогда брат его, Толуй, согласился сделать это.
Шаманы прочли над ним заклятья, заговорили воду. Двумя руками принял он чашу и выпил ее. И хотя он не умер, сама готовность отдать жизнь за брата была равносильна действительной смерти, и Угэдэй стал здоров. Так повествует «Сокровенное сказание», источник тех лет, дошедший до нас.
Римская практика
О том, что такая практика известна была в Древнем Риме, свидетельствует эпизод, который приводит Светоний. Когда заболел Калигула, «весь народ ночевал вокруг дворца, и находились такие, которые давали обет сражаться за его выздоровление, другие же на вотивных дощечках объявляли публично, что готовы за его жизнь отдать собственную». Обет сражаться, о котором упоминает Светоний, это форма отдать свою жизнь за жизнь другого-обязательство участвовать в бою на арене цирка в качестве гладиатора.
Я говорил о широте разброса подобной практики и представлений, которые сопутствуют ей.
Свидетельство из Киево-Печерского патерика
Повествует Киево-Печерский патерик. Князь Святоша, давно принявший иноческий сан и известный подвижнической своей жизнью, сказал как-то лекарю-сириянину Петру:
— Через три месяца отойду я из мира. Он выкопал себе могилу в одной из пещер и спросил сириянина:
— Кто из нас сильнее возжелает могилу сию? И сказал сириец:
— Пусть будет, кто хочет, но ты живи еще, а меня здесь положи.
Тогда блаженный сказал ему:
— Пусть будет, как ты хочешь…
— Я за тебя умру, — согласился сириец, — ты же молись за меня.
— Дерзай, чадо, и будь готов, через три дня ты умрешь. И вот причастился тот божественных и животворящих тайн, лег на одр свой, оправил одежды свои и, вытянув ноги, предал душу в руки Господа. Блаженный же князь Святоша жил после того тридцать лет, не выходя из монастыря».
Серафим Саровский
И еще одно свидетельство более близкого к нам времени. Связано оно с именем известного российского святого и прозорливца Серафима Саровского(1760-1833). Его часто посещал Михаил Васильевич Мантуров, который многие годы тяжело болел и которого старец исцелил. Когда Мантуров заболел злокачественной лихорадкой, старец послал за его сестрой Еленой Васильевной. Она явилась в сопровождении послушницы Ксении, которая и пересказала потом разговор, состоявшийся между ними.
— Радость моя, — сказал ей о. Серафим, — ты меня всегда слушала. Можешь ли и теперь исполнить одно послушание, которое хочу тебе дать?
— Я всегда слушала вас, батюшка, — отвечала она,-послушаю вас и теперь.
— Вот видишь ли, — стал тогда говорить старец. — Вышло Михаилу Васильевичу время умирать, он болел, и ему нужно умереть. А он нужен для обители, для сирот Дивеевских[Имеются в виду послушницы находившегося поблизости Дивсев-ского монастыря]. Так вот, и послушание тебе: умри ты за Михаила Васильевича.
— Благословите, батюшка.
Вернувшись домой, Елена Васильевна больная слегла в постель, говоря: «Теперь я больше не встану». Она соборовалась, приобщилась святых тайн и через несколько дней умерла. За три дня до кончины о. Серафим прислал для нее гроб. Мантуров же прожил после этого еще двадцать лет.
Это о тех, чья смерть была отсрочена, потому что кто-то другой добровольно принял ее за него. Рассказы вернувшихся к жизни, сохранившиеся в старых текстах, записанные этнографами, часто содержат воспоминания о самом пребывании вне жизни, по ту сторону черты.
Очевидно, представляет интерес сопоставить эти переживания с подобным же опытом реанимированных, появившихся, как известно, всего несколько десятилетий назад.
