ДИКИЕ ЛЮДИ (ДИКАРИ) играют значительную роль в традиционной символике и геральдике. Они считаются олицетворением необузданной природы перед захватившими землю культурными людьми и поэтому часто сравниваются с великанами. Им нередко также приписывается сверхчеловеческое могущество. Классические представители диких людей — сатиры, силены и фавны античных легенд, а также бог природы Пан. В Библии «мохнатые» обозначаются как полевые черти. Сходные человекообразные (полуживотные) образы можно встретить и в индийских легендах, как и в легендах народов Центральной Азии.
В последнее время часто дискутируется вопрос, не является ли это голой проекцией неосознанных представлений (речь идет о воплощении необузданных жизненных влечений), символизирующих своего рода «страсть к свободному выражению желаний», или разновидностью древней традиции удерживать воспоминания о доисторическом образе жизни. Кроме того, высказывались гипотезы, что в отдаленных областях могут сохраниться еще не вымершие пред и раннечеловеческие формы, например потомки человека прямоходящего или неандертальцев, поводом к чему явились все вновь и вновь всплывающие слухи о Йети, алмасти, снежном человеке и т. п. Случайно обнаруживаемые следы ног как будто придают этим неуловимым существам налет реальности.
Гипотезы сторонников эзотерического знания приписывают им существование между оккультным образным миром и «жестокой реальностью». Но, согласно воззрениям исследователей религии, речь идет о еще не исчезнувших из памяти человечества представлениях о лесных и кустарниковых духах — защитниках природы, которые в лесных и т. п. местностях могут вызвать у людей, находящихся в состоянии внутренней прострации типа стресса, возбуждения, одиночества, видения или галлюцинаторные образы волосатых, обезьяноподобных диких людей.
В геральдике «дикий человек» изображался прежде всего как щитоносец, например в общепрусских гербах. Он был отчеканен на монетах герцогов БрауншвейгЛ юнебургских. В средневековом сборнике новелл ‘Теста Ро манорум» (ок.1300) дикари в своих устрашающих образах, названные также «чудовищные и уродливые», воспринимались как стилизованные прообразы людей, которые в своей совершенной форме лишь склонны к самодовольству. Соба коголовые люди, или кинокефалы, которые говорят с лаем и одеты в «звериные шкуры», считались символами кающихся, которые «должны покрыться звериной шкурой, т. е. ужесточить покаяние, чтобы другим дать хороший пример».
Негативным примером служат, напротив, «люди с рогами, с курносыми носами и козлиными ногами. Это — высокомерные, которые повсюду показывают рога своего высокомерия; для личного благополучия у них слишком мало благоразумия, поэтому в скачках заносчивости они имеют ноги козлов. Всетаки коза быстра в беге и ловка в лазании, этим оборачивается высокомерие!» Образцы для иного толкования подобных образов есть в далекой Индии: «Женщины с бородами, покрывающими грудь, при полностью лысой голове.
Это справедливые люди, которые соблюдали праведный путь учения, их не могли заставить отказаться от него ни любовь, ни ненависть» (вероятно, потому, что из-за своей странности они не испытали искушения предаться плотским удовольствиям, как это рассказывается о легендарном св. Куммерне, а также Вильгефортисе или Либораде). Двойственное в моральном плане толкование дикарей привело к тому, что они сильно отдалились от своего прототипа — веселых природных существ, сатиров, фавнов, Пана, силенов и т. д. или троллей в скандинавских сказаниях, и в противоположность этому могли стать символом естественной жизни, далекой от той невоздержанности, от которой погиб Содом.
Гравюра на дереве Ганса Шойфелайна (Нюрнберг, начало 16 в.) содержит текст Ганса Сакса с «Плачем диких деревянных людей о вероломном мире»: «Как непослушна юность, так и недобродетельна старость, как бесстыден женский вид, так и мужской слишком дик»; следовательно, в противоположность этому даже дикари, которые живут в нецивилизованных областях за пределами человеческого мира с его порочными нравами, выглядят совершеннее. В глубиннопсихологическом отношении такие существа ассоциируются с лесными дебрями, которые составляют «нерасчищенную» и «необработанную» часть человеческой личности.
Э. Эппли замечает в этой связи, что символика сновидений подобную сферу большей частью характеризует как опасную, «ведь мы не должны ни быть лесными людьми, ни стремиться снова стать ими, а также карликами и гномами. Даже самый набожный отшельник, никогда не покидающий своего зеленого убежища и бедной хижины и замыкающийся в свое одиночество, теряет свою человечность, становится даже деревом и старым животным, становится лесом и всего лишь природой». Соответствующее основное значение имеет понятие «дикая (глухая) местность», «заросли» в китайской традиции; внешний мир есть некультивированная область, а «дикарь» — варвар, вообразивший себя живущим в когдато широко разросшихся лесах. Разбойники назывались «людьми зеленых лесов».
