Если символ — дверь в иное, то куда она ведет? Здесь мнения исследователей расходятся. Одни считают, что символы культурно обусловлены, другие — что они предвечны, а их значения неизменны.
Принимая последнее, придется сделать допущение, что всеми христианами без различий времен и конфессий крест расценивается как благой символ, через который душа верующего открывается Спасителю. Однако в первые века христианства крест с распятым на нем Иисусом (к тому же не такой, что увенчивает ныне церковные купола, а, скорее всего, тау-крест) был символом позорной и мучительной казни, а Спасителя почитали, в основном, в образе агнца или доброго пастыря с агнцем на плечах. Сколь диким ни покажется сравнение, но в уравнении перцепции кресту с распятым Спасителем для верующего II в. н.э. будет соответствовать виселица с Зоей Космодемьянской, героиней Великой Отечественной войны, в культе павших героев позднего советского периода.
Попробовал бы кто предложить в тридцатилетие Великой Победы материально зафиксировать вечную память об этой советской святой в виде нагрудного г-образного украшения с висящим на нем девичьим телом. Не думаю, что последователи Иисуса во II веке восприняли бы аналогичное предложение более благосклонно. Но доказана ли вышесказанным культурная обусловленность символов? Знака — да. Символа — нет, поскольку в символе есть метафизическая составляющая: крест в нашем примере, соединяя вертикаль неба с горизонталью земли, выражает синтез материального и духовного, а также центральную точку этого союза, где и происходят все значимые события, в т.ч. и священная жертва бога. А вот знаки действительно подвержены изменениям и даже порче, и лучше всего это иллюстрирует древняя свастика, приспособленная нацистским движением к выражению арийской исключительности.
Начиная с 30-х годов и поныне рисовать знак свастики считается неприличным, но никто не отменил ее значения как символа неподвижного центра годового солнечного цикла с четырьмя кардинальными точками. Использование же ее знака в качестве апотропея ограничено, в основном, юго-восточной Азией, которую мало заботили европейские войны последнего столетия. Еще более странная история произошла с символами Советской России. Если в нацисткой Германии словоохотливые вожди всячески подчеркивали непреходящий, изначальный характер своей символики, то символы СССР, поднятые на поверхность революционным брожением (уже алхимия!), вышли из таких глубин,- что официальная пропаганда предпочитала не высвечивать их подлинного значения, для чего скрыла Тайну под сухими и безвкусными дефинициями на волапюке диамата, не подозревая или, наоборот, прозревая в этом лексическом комбайне «архе» СССР — землю Божественной Матери — именно так переводится слово диамат (диа — и «через», и «божественный»).
Солнечно-лунный андрогин Советов, образованный алхимической свадьбой солнца-молота и лунного серпа как эмблема пролетарского государства имел значение союза пролетариата и крестьянства, но как символ священного брака выпирал невербальной своей стороной в такие метафизические дали, что даже сейчас невозможно описать весь спектр сто значений. В сочетании с Утренней звездой Царицы небесной, пентаклем, символизирующим новь («красную новь»), а также жертвенными колосьями, срезанными серпом уже в сатурническом аспекте инструмента Великой Жницы, или наследующего ей Кроноса-хроноса-времени, пожирающего своих детей, в центре герба СССР, в лучах утреннего солнца, мы видим Opus Magnum Красной Империи: зачатие и рождение Сына Зари, если угодно, самого Люцифера, который в книге Исайи (14:12) выступает как бунтарь, соперник Бога, а на гербовой проекции планеты Земля, помещенной в венок колосьев, расползается но ее поверхности в виде красного пятна «мировой революции».
Внимательный зритель, немного знакомый с индийскими и тибетскими тантрическими танками, обнаружит сходство герба СССР с символическими изображениями космической йони, которым в Индии публично, без всякого стеснения поклоняется не только посвященный, садху, но и любой религиозный человек. Увы, что индусу благо, европейцу — смерть. В христианско-протестантской парадигме адептов человеческих гениталий в их священном генеративно-космическом аспекте по меньшей мере ждет презрение, в худшем случае — исправительные работы, а, может статься, и Психдиспансер. В то же время, процессию дочерей и сыновей Отчизны, несущих жертвенные дары на алтарь священного лона Родины Матери, можно безнаказанно разглядывать на мозаичном фризе станции метро Киевская-кольцевая. Та же самая чарующая картина в скульптурных формах имеется и на фронтонах большинства официальных зданий построенных в годы советской власти.
С крахом последней магической империи на территории европейской ойкумены войны символов, казалось бы, уши в прошлое, кстати, именно обслуживание развитого символического корпуса, оторвавшегося или кем-то оторванного от реальности, послужило не последней причиной падения Красного Колосса (и колоса- фаллоса тоже, в финале распада уступившего место вялому пенису — колбасе). Характерно, что окончательной победе «демократических» сил в 1996 г. в специально сочиненном к выборам пространстве масс-медиа предшествовала война символов — возрожденного феникса-орла новой России с кровавым серпом даже не темного, а безликого, серого советского прошлого. Именно эта «серость» и была настоящим открытием топ-приватизаторов, сродное — сродному. В пространство священного явился новый архетип, подобный дракону великой матери или плененной аниме, ведь до этого «пиарщики» всех времен и народов разводили полярные начала на максимальное удаление: черное — белое, доброе — злое, сыновья света и сыны тьмы, воинства Христа и Антихриста, Ормузда и Аримана. Во всем остальном, включая сражения змеев (гидры КПСС) и благородных рыцарей (приватизаторов), история повторилась, точнее, отразилась в кривом зеркале фарса.
Этот почти непозволительный для предисловия экскурс в метафизику Красной Империи был совершен нами с единственной целью — наглядно показать, что за тайнами символики нужно нырять не в архивы спецслужб, а в окружающий мир, увы, ставший слишком узнаваемым, а потому невидимым.
